5 книг на январь: литературные советы для запорожцев от Максима Щербины

Каждому знакомо ощущение, когда хочется что-нибудь почитать, но не знаешь, какую бы книгу выбрать. 061 поможет вам в этой дилемме. Отныне раз в месяц мы будем публиковать подборку из 5 книг, которые стоит прочитать. Вести этот проект мы попросили запорожского журналиста Максима Щербину, который на отлично разбирается в литературе и умеет рассказать о книгах так, что хочется отложить все занятия и взяться за них прямо сейчас. Вот что Максим предлагает прочитать в январе, следующую подборку ищите ровно через месяц на 061. 

1. Умберто Эко «Имя розы»

«Имя розы» давно стало современной классикой, и поэтому говорить, вернее, напоминать, о существовании этого романа немного странно. Но вдруг все-таки найдутся читатели, которые еще не прочли этот заковыристый шедевр. Но, с другой стороны, я же, например, только к 30 годам до него добрался, так почему нет?

Итак, первая половина 14 века. В бенедиктинском монастыре, накануне важных переговоров между представителями императора Людовика и папы римского Иоанна XXII, происходит серия загадочных и жутких убийств. Один за другим гибнут монахи, работающие в богатейшей монастырской библиотеке – загадочном лабиринте, где собраны тысячи книг со всего мира. За расследование берется францисканский монах, в прошлом известный следователь-инквизитор Вильгельм Баскервильский. Помогает ему приставленный в ученики послушник Адсон Мелькский. Собственно, «Имя розы» - это мемуары уже состарившегося Адсона, который не просто вспоминает свою юность, но и в каком-то смысле исповедуется перед читателем. Классическая схема ученик-наставник позволяет Умберто Эко сполна реализовать возможности холмсовского дедуктивного метода – Вильгельм, известный логик, мыслитель, умнейший и прогрессивнейший человек своего времени, обращая внимание Адсона на мельчайшие детали и незаметные невнимательному взгляду подробности, упорно идет по следу убийцы.

Но лихо закрученный детективный сюжет, благодаря которому «Имя розы» вот уже более 30 лет числится в списке мировых бестселлеров, лишь верхний пласт романа. У книги есть и другие, гораздо более глубокие планы, позволившие «Имени розы» завоевать любовь не только массового читателя, но и стать настольной книгой религиоведов, историков, литературоведов и просто интеллектуалов широкого спектра действия. Это происходит благодаря тому, что жанр детектива Умберто Эко вписывает в масштабное, подробное, изобилующее деталями и фактами исследование средневековой Европы.

В результате такого смешения «Имя розы» превращается в идеальный образчик постмодернизма, как метода освоения приемами массовой культуры достижений культуры элитарной. Попавшись на крючок детектива, читатель оказывается в кровавом, диком, преисполненном противоречий Средневековье, где человеческая жизнь ничего не стоит, научное и любое другое мировоззрение, хоть немного идущее в разрез с главенствующей католической идеологий, объявляется чреватой костром ересью, бал правит с одной стороны церковь, а с другой – сонм дремучих суеверий, а главная дискуссия идет вокруг того, был ли беден Христос.

«Имя розы» позволяет обладателю водопровода, интернета и какого-никакого, но наличия прав человека прочувствовать, какой рывок совершила цивилизация за последние 700 лет, как сильно изменилось и эволюционировало человеческое мировоззрение. Хотя, опять же, это трактовка неискушенного читателя. Ибо сам Эко преследовал совсем другие, скорее исследовательские, чем литературные цели, называя «Имя розы» академическим текстом. О чем впоследствии даже написал отдельную книгу-пояснение – «Заметки на полях «Имени розы», в которой подробно разобрал, как именно, для чего и из чего сплел это дивное произведение искусства.

2. Гайто Газданов «Пробуждение»

Сейчас так уже не пишут. Это первая мысль, после прочтения этого не самого известного романа русского писателя-эмигранта Гайто Газданова. И дело даже не в простоте газдановского слога. Современный писатель или сценарист обязательно докрутил бы пару оборотов к сюжету «Пробуждения», благо завязка более чем многообещающая. Тем не менее, у Газданова получилась простая, немного наивная, но трогательную и жизнеутверждающая история.

Главный герой - парижанин Пьер Форэ, типичный маленький, хороший человек, прилежный офисный планктон середины 20 века, глуховатый к жизни, существующий не столько для себя, сколько ради своей любимой и отнюдь не деспотичной матери.

Размеренная жизнь прерывается войной, которую Газданов глазами отправляющегося служить Пьера описывает лишь мимоходом, как лишенный смыла хаос и полную неразбериху. После войны жизнь возвращается в прежнее русло. Работа, дом, забота о матери. Но однажды мать все-таки умирает и Пьер, как и всякий человек, переложивший часть своего «Я» в другого человека, оказывается в полной прострации. Чтобы как-то прийти в себя, он едет отдохнуть во французскую глубинку к своему фронтовому другу, где в лесу встречает безумную, опустившуюся до животного состояния, ничего не помнящую женщину, которую местные жители зовут Мари. Вот тут бы и разгулялся современный сценарист, принимающий стойку при малейших упоминаниях проблем с памятью, но Газданову, кажется, не особо интересно темное прошлое героини и скрытые в нем перверсии. Для него важнее само ее состояние – отрешенность, инстинктивность и неосмысленность существования Мари. Ведь в каком-то смысле она являет собой абсолютное развитие личности Пьера, человека, выключенного из жизни.

Пьер неожиданно для себя проникается судьбой Мари и, не слушая отговорок друга, увозит ее в Париж, после чего на протяжении нескольких лет самоотверженно, терпеливо, являя чудеса альтруизма, пытается вернуть ей человеческий облик и память. И, увлеченный спасением другого, не замечает, как спасает себя, как помогая пробудиться просыпается сам. Потому что человеку нужен человек.  

3. Питер Уоттс «Эхопраксия»

Продолжение легендарной «Ложной слепоты», одного из самых сильных научно-фантастических романов последних десятилетий от известного канадского писателя и ученого-океанолога. Хотя называть «Эхопраксию» сиквелом не совсем верно. Корректнее называть ее sidequel, что буквально можно перевести как побочность или «вбоквел». То есть «Эхопраксию» можно читать как самостоятельное произведение, потому что описанные в романе события развиваются параллельно сюжету «Ложной слепоты».

Ученый, отправившийся в самоизгнание в пустыню после неудачного научного эксперимента, в результате которого погибло 7482 человека, оказывается случайно втянут в космическую богоискательскую Одиссею. Его ждут и воскрешенные в лабораториях вампиры, в десятки раз превосходящие человека в силе и быстроте работы мозга; и коллективный разум, пытающийся за счет синергии интеллектов постичь Бога; и осознание того, что человек – всего лишь «таракан», исходный материал для чего-то больше, что вот-вот вылепят из нас технологии.

Несмотря на кажущуюся фантасмагорию и эклектичность – вампиры, инопланетяне, Бог, искусственный интеллект и даже солдаты-зомби, сюжет «Эхопраксии» выписан настолько логично и убедительно, что сомнений в том, что через 100-150 лет, все именно так и будет, у читателя не возникает. К сожалению. Ибо уж слишком мрачное будущее пророчит человечеству Уоттс.

При этом «Эхопраксия» - достаточно сложное чтение. Чтобы понять все зашифрованные автором концепции, чтобы постичь глубину всех размышлений Уоттса, необходимо несколько образований – желательно, в сферах, касающихся IT, биологии и философии. Социальная психология тоже бы не помешала. Вообще, читая Уоттса чувствуешь себя ребенком, входящим в новый, неизведанный мир: твоих знаний достаточно, чтобы уловить общую канву, но недостаточно, чтобы постичь все нюансы и аллюзии, которыми слишком уж ловко жонглирует автор. Но эта нехватка знаний не удручает, а наоборот подстегивает, подталкивает пристальнее всматриваться, расширять кругозор, узнавать больше об этом бренном мире и себе, как его маленькой, но все-таки важной шестерне.

4. Виктор Фракл «Сказать жизни да: психолог в концлагере»

Признаться, если бы я не знал, кто такой Виктор Франкл, то книгу с названием «Сказать жизни да!» в руки бы не взял. Уж слишком от такого названия разит лайфкоучингом и успешным успехом. Хотя, конечно, в конце 40-х, когда эта автобиография писалась, торговля всепоглощающим позитивом и быстрыми аутотрасформациями еще не стала индустрией, а была искренней попыткой помочь человеку стать равным себе.

Свою книгу Виктор Франкл - известный австрийский психиатр, философ, и даже не побоюсь этого пафосного оборота духовный учитель, пишет сразу после трех лет, проведенных в нацистских концентрационных лагерях. При этом Франкл не фокусируется на быте и механике концлагеря, объект его внимания – это человек, внутренний мир заключенных, а порой и надзирателей, наблюдения за собой и другими, исследование стадий и состояний, которые переживают обитатели преисподней. «Апатия», «Что причиняло боль», «Мечты заключенных», «Тяжесть презрения», «Голод», «Уход в себя» - таковы названия глав.  

Вообще, удивительно, как Франкл сохранил способность наблюдать и анализировать в этом пекле. А тот факт, что это был именно ад, хорошо описывает следующий эпизод: заключенный, спавший рядом с Франклом, мучился жутким кошмаром, кричал во сне, извивался на койке. «Я уже был близок к тому, чтобы разбудить беднягу, страдающего от кошмарного сна. Но внезапно я передумал и отдернул руку, уже протянутую, чтобы растолкать спящего соседа.  В этот момент мне с необычайной остротой пришло в голову, что никакой сон, каким бы кошмарным он ни был, не может быть хуже реальности, которая окружала нас в лагере и к переживанию которой я чуть было не вернул товарища».

Почему же сам Франкл не только не старается вычеркнуть из памяти пережитый ужас, забыть его, подавить, как это делали многие другие заключенные, побывавшие в жерновах машины смерти, а наоборот – старается подробно разобрать и рассмотреть под увеличительным стеклом этот страшный опыт?

Вывод, к которому приходит Франкл: в нечеловеческих условиях больше шансов выжить не у физически сильного человека, а у человека, который видит в своей жизни смысл. Ибо ресурсы тела рано или поздно исчерпаются, тогда как ресурсы устремленного к цели духа – отнюдь. Если дом внутри – все равно где ночевать, а внутренняя свобода лишь частично зависит от свободы внешней.

Для Франкла смыслом жизни была его, разработанная еще до попадания в лагеря и подтвердившая свою жизнеспособность даже там, концепция логотерапии – проще говоря, лечения психики (души?) через обретение смысла жизни. А еще - возможность встречи с женой, которая, также, как и он, попала в концлагерь.

Несмотря на ощущение ужаса, которым буквально пропитаны воспоминания о пребывании в концлагере, «Сказать жизни да» - на удивление жизнеутверждающая вещь. На контрасте описанного Франклом отчетливо осознаешь, что в твоей собственной жизни все не так уж плохо. Еще бы со смыслом жизни до конца разобраться, и все совсем наладится. Но за этим уже к другой книге Франкла – «Человек в поисках смысла жизни».  

5. Трумен Капоте «Самодельные гробики»

Завораживающая и жуткая документальная история от автора «Завтрака у Тифани» и «Хладнокровия».  Несмотря на то, что Капоте считается отцом новой журналистики и жанра нон-фикш как такового, читая «Самодельные гробики» приходится буквально делать над собой усилие, чтобы помнить, что описываемое Капоте – это не его изощренная выдумка, а факт.  

События, зафиксированные в «Самодельных гробиках», происходят уже после того, как Капоте прогремел своим «Хладнокровием». Знакомый агент ФБР, зная об интересе писателя к неординарным криминальным историям, приглашает его ознакомиться с делом, над которым работает уже несколько лет. Агент выслеживает серийного убийцу, который, перед тем убить человека, высылает своей будущей жертве маленький, аккуратный, деревянный гробик. И следующей в списке маньяка значится невеста агента, уже получившая по почте свой рукодельный гроб.

«Гробики» – это репортаж, писавшийся на протяжении нескольких лет. После завязки, в которой расставляются фигуры на доске и, в принципе, обозначается убийца, Капоте бросает повесть и возвращается к ней лишь от случая к случаю, дополняя ее все новыми и новыми подробностями. Как и в жизни, не все повороты сюжета повести объясняются и доводятся до логического конца, а финал вообще остается открытым. Но в итоге Капоте удается нарисовать такой жесткой, если не первобытной, то ветхозаветный образ Соединенных Штатов, после которого понимаешь, что прав был Стивен Кинг, населявший своими самыми страшными созданиями исключительно аккуратные, ухоженные домики в маленьких, внешне благообразных городках американской глубинки.