Станислав Захаревич один из самых молодых руководителей сельсоветов в Запорожской области. Председателем Софиевской громады Бердянского района он был избран в возрасте 29 лет. Люди доверили ему эту должность из-за его открытости, скромности и искреннего желания перемен. У Захаревича в подчинении есть 11 населенных пунктов, где до полномасштабной войны проживало почти 4,5 тысячи человек. В 2022 году он прошел через оккупацию, российский плен и создал центр помощи своим людям в новом городе. Специально для 061 глава громады рассказал о том, как он 34 дня провел в тюрьме из-за того, что не захотел работать на оккупантов, как захватчики терроризируют мирное население и какой он видит свою миссию после деоккупации.
Станислав родом из села Нельговка Бердянского района. Учился он в Бердянском государственном педагогическом университете по специальности "учитель истории и правоведения" и "управление учебным заведением". Позже он получил образование юриста и управления объединенными территориальными громадами. После университета приехал преподавать в родную школу учителем истории и географии. В апреле 2016 года он пришел работать в местное самоуправление. Именно с этого времени и начинается его история.
От учителя истории из сельской школы до самого молодого депутата и главы громады
В политику пришел, когда работал учителем на полную мощность в двух школах - в родном и соседнем селе. Ко мне приехал один из местных депутатов, которого я знал еще с детства и предложил мне баллотироваться в районный совет - тогда это был Приморский район. Округ там был три населенных пункта и для меня тогда это было довольно проблемно, потому что никакого опыта у меня не было. Я посмеялся и все же решил попробовать свои силы.
Избирательная кампания на местных выборах осенью 2015 года показалась мне очень тяжелой, но избиратели мне поверили и так я стал в свои 23 года самым молодым депутатом за всю историю Приморского совета. В 2020 году были выборы уже в объединенные территориальные громады. Я тогда баллотировался в депутаты Коларовского сельского совета. Так получилось, что я эти выборы также выиграл. Позже избранный сельский голова предложил мне стать его заместителем. Я согласился и уже на первой сессии утвердили мои полномочия. Однако, к большому сожалению произошла трагедия и через два месяца после начала работы сельский голова погиб... Произошла авария из-за погодных условий. В этот межвыборный период обязанности председателя выполняла секретарь, а я как единственный заместитель помогал. Ситуация была непростой, всего я рассказать не могу. Однако стоял выбор: баллотироваться мне на председателя сельсовета или нет. Мне было 29 лет, опыт уже вроде был, однако я не очень горел желанием занимать такую должность. Команда покойного председателя меня уговорила. Предвыборная компания была достаточно грязной - оплачивали посты в Telegram-каналах о том, что я вывожу деньги в оффшоры, листовки с матом обо мне разбросали по населенным пунктам Против меня было большинство действующих политических партий и я не пользовался поддержкой каких-то крупных структур. У меня нет ни связей, ни больших денег, ни транспортных средств, кроме велосипеда. Я обычный учитель, у меня кроме мамы нет даже других родственников. Я не рассчитывал, что смогу выиграть с разницей более чем 500 голосов и с общим результатом в 63%.
Когда я начал работать, то у меня не было заместителя, его и по сей день нет. Только я, секретарь и тогда еще был управляющий делами. Проблема сельской территории заключается в кадрах. Якобы и кандидаты есть, но качество оставляет желать лучшего. Нам удалось провести большую работу по уплате налогов среди тех, кто до этого был "в тени", мы создали фонд развития села. Вместе приняли решение, что когда есть избыток средств, после закрытия защищенных статей, то мы распределяем часть между всеми селами пропорционально поступлению налогов. По размерам наша громада 7, то есть одна из самых маленьких в районе, но по количеству привлеченных средств в начале февраля 2022 года мы заняли третье места после города Бердянска и Приморска. Это при том, что у нас нет своих депутатов в областном совете. К сожалению, освоить эти средства из-за войны нам не удалось. Хотя мы начали ремонт школы и у нас было много планов по развитию громады, но война и оккупация все изменили.
"Мне говорили, что я должен уехать, однако я считал, что если я уеду, то это будет предательством жителей"
В начале февраля я разговаривал с разными людьми о полномасштабной войне. Я верил в такую возможность, а после эвакуации посольств эта мысль укрепилась. Около 5 часов 24 февраля мне позвонила одна из руководительниц школ. На территории громады было тихо, никаких взрывов, никаких звуков. Эта женщина мне в слезах говорит о том, что звонили родители из под-Мелитополя, там бомбят и она спрашивает меня: "правда ли, что война началась"? Я не знаю, почему, но я ей уверенно сказал: "Нет, это неправда. Война не началась. Кто вам это сказал?". До сих пор не понимаю, почему я так сделал, возможно, чтобы ее успокоить. Уже через несколько секунд я открыл телефон и увидел последние новости...
Мы были готовы к сопротивлению - ставили бетонные блоки на въездах в села, сбивали знаки, думали, что у нас будет своя тероборона и мы будем защищать территорию, но не сложилось. Уже на третий день полномасштабного вторжения вражеская техника начала свое движение на территории нашей громады. У людей была паника, страх. Тот, кто не видел это собственными глазами, никогда не почувствует того с экранов. Когда ты просто видишь эти сотни единиц бронетехники, то это производит удручающее впечатление. Мы пытались координировать действия между различными силами. Расстояние между крайними населенными пунктами в моей громаде почти 30 км. Тогда как раз исчезло топливо, были проблемы с хлебом, благо у нас были два предприятия, которые смогли наладить производство и обеспечить людей. Через несколько дней началось движение беженцев из Мариуполя в Запорожье. Наши люди встречали мариупольцев, мы расселяли их в детские сады, дома культуры. Местные жители многим предоставляли приют, отдавали им последний бензин, продукты, все. В марте на территории громады в районе Софиевского перекрестка и Зеленовки уже установили блокпосты. Удачно сработали наши партизаны, которые сожгли бензовоз и БТР. К сожалению, часть из них сейчас пропала без вести, а часть находится в плену.
16 марта мне позвонила одна из работниц сельсовета в Зеленовке и сообщила, что со мной хочет поговорить какой-то "командир". Очевидно, что женщина была напугана. Меня искал командир отряда ДНР, которые там стояли. Этот человек по имени Андрей сообщил, что он главный и начал допытываться, почему это в селе не горит свет. Тогда же был режим светомаскировки, введенный по территории всей области. Орки начали требовать, чтобы я включил свет, потому что в противном случае пострадают местные жители. Я позвонил к руководству в Запорожье и мне сказали, что если речь идет о вопросах безопасности, то свет можно включить. Мы это сделали тогда только на одной улице, где стоял их блокпост.
Когда поток мариупольцев снизился, то мы свои силы сосредоточили на том, чтобы доставить гуманитарный груз из Запорожья. Первым рискнул один из наших старост, который на собственном авто поехал в Запорожье под обстрелами и ударами градов за лекарствами. Это была наша важнейшая потребность, потому что первым, что исчезло кроме горючего были медикаменты. Мы распределили полученные лекарства между всеми нашими населенными пунктами. Когда нам удалось на школьном автобусе отвести беженцев в Запорожье, то на обратном пути автобус заполнили гуманитарной помощью. Мы ее быстро распределили - там были в основном продуктовые наборы и памперсы. Мы со своей стороны готовы были еще направить автобусы, однако гуманитарный коридор полностью прекратил свою работу.
Мы помогали выезжать нашим ребятам из оккупации, которые потом становились добровольно в ряды ВСУ. Хотя помогали, это громко сказано, скорее советом могли помочь. Мои коллеги в начале апреля почти все выехали и я остался одним из двух сельских глав, оставшихся на территории. Мне говорили, что я должен уехать, однако я считал, что если я поеду, то это будет предательством жителей. Они же меня выбрали совсем недавно и здесь первые трудности (хотя война - это довольно серьезные трудности), но как их покину сейчас. Тогда же были еще проблемы с доставкой пенсий и социальных выплат из-за работы "Укрпочты". Я не мог покинуть свое население, хотя и понимал, что рано или поздно за мной придут.
Похищение, угрозы и заключение в колонии
25 апреля 2022 года сразу после Пасхи мне позвонила жительница Софиевки из центра громады и сообщила, что меня ищет оккупационная полиция. Затем мне позвонили жители Зеленовки. Я был в то утро у себя дома в Нельговке. У меня было где-то 40-50 минут до момента их визита. Я бы мог выехать из дома, однако я понимал, что если они захотят, то все равно меня найдут. Прибыла полицейская машина прямо к моему двору. Из нее вышло трое их представителей - один из них был ДНРвец, а еще двое - местные предатели полиции. Они спросили меня кто есть и сказали, что я должен им предоставить паспорт и документы на образование. На мое уточнение, какие именно документы нужны, то они сказали, чтобы я принес дипломы с приложениями. Я отдал им три диплома, а они меня спросили: "а где четвертый?" Я был удивлен уровнем их осведомленности - они знали обо мне абсолютно все до мельчайших мелочей.
Документы они сфотографировали и сказали, что они уполномочены предложить мне должность временно исполняющего обязанности мэра Приморска. Я отказался. У нас отдельная громада, которая не имеет никакого отношения к этому городу. Я им объяснил, что у меня 11 своих сел и Приморск мне не нужен - в мирное время я туда не баллотировался, а сейчас тем более. Они поставили мне ультиматум и сообщили, что выбора у меня нет. "Вы даете сейчас согласие и с вами встречаются нужные люди. Если надо, то будет и ваша громада, и Приморск. Если вы не согласитесь, то будет по-другому", - сказал мне один из них. Пока у нас происходил этот диалог, то к моему двору начали подходить люди. Село у нас небольшое - чуть больше 300 жителей и за полчаса люди из разных уголков села уже знали, что происходит. Там были и перепалки и много всего. Мои визитеры звонили несколько раз ФСБшникам и другим "орко представителям". В конце концов они мне сообщили о том, что я должен куда-то проехать с ними. Женщины подошли к машине и сказали, что меня не заберут, наши местные предприниматели пригрозили перекрыть выезд. ДНРовец заявил, что сейчас сюда приедет армия и пострадают люди. Я попросил своих односельчан отойти и сел в эту машину.
Меня повезли в отделение полиции в Приморске. По дороге со мной разговаривали уже не так вежливо, как при людях возле двора. Они с матом сообщили, что пока мы доедем у меня есть еще возможность согласиться по-хорошему, если я этого не сделаю, то меня отправят в колонию №77 в Бердянске, где меня сломают. Когда меня привезли в полицейский участок, то завели в один из кабинетов и посадили за стол. Напротив меня начали заходить разные представители полиции из числа местных предателей. Каждый рассказывал свои задушевные истории, как они спасают семью, помогают людям и что я должен согласиться. Далее в кабинет зашли двое в масках. Одного из них звали Андрей и он был из ДНР, а второй - заместитель начальника Бердянской полиции из Украины. Они начали мне показывать кадры боев из Мариуполя, приговаривая, что Азов делает такое, Азов делает сякое... Я честно сказал, что сейчас увидел непонятное видео, снятое из окна, где в соседний дом пролетает мина, где там Азов я так и не увидел. Их это разозлило. Они меня шантажировали, что если я откажусь, то сюда поставят ДНРовца и моим людям будет кранты, а виноватым буду я. Один из днровцев начал говорить, что он тоже в начале отказывался, но его посадили на подвал, били там, пытали и он передумал. Намекнул, что это же ждет и меня. Я просто молчал. Меня вывели в коридор, где сказали, что сейчас будут заходить депутаты горсовета, руководители коммунальных предприятий, предприниматели Приморска, чтобы меня уговорить. Я увидел, как привели одного из депутатов с опущенной головой и сказали: "Это ваш будущий мэр, он, правда, еще не согласен, но это вопрос времени". Потом притащили какого-то руководителя КП, который зашмыгнул в ближайший кабинет. Через расстояние показывали, как руководителю одного из предприятий выдают пропуск для проезда блокпоста оккупантов со словами: "смотри с нами все работают, один ты выпендриваешся". Только потом через 8 часов подряд они додумались меня обыскать и сообщили, что меня забирают.
Мне приказали снова сесть в машину. Перед выходом еще в кабинете они сказали, что, если я не согласен, то мне дают сутки на выезд. Я сказал, что если выбора нет, а на них работать я ни в коем случае не буду, то, конечно, буду выезжать. Уже в автомобиле после проезда блокпоста они передумали. Сообщили, что сейчас выбрасывают в поле. Я эту местность знал, идти мне домой пешком нужно было около 40 км, однако для меня это не проблема. Но этого не произошло. На голову мне накинули черный пакет и затянули моей курткой. Я примерно понимал по дороге, что мы едем в Бердянск. Когда авто остановилось и с меня сняли этот пакет, то я понял, что нахожусь или на территории какого-то предприятия закрытого типа, или колонии. Я увидел колючую проволоку с большим забором и какое-то здание с воротами. На территории работали гражданские люди и вокруг были военные с автоматами.
34 дня в плену оккупантов
Первым, кого я увидел в колонии, был невысокий мужчина кавказской внешности, который был полностью экипирован и стоял в черных очках. Он спросил кого ему привели, а после начал читать мне мораль, что я бросаю свой народ. Они мне перед этим еще рассказывали, что якобы провели какой-то соцопрос среди жителей Приморской громады и результат показал, что меня хотят видеть мэром. Я понимал, что это ложь и никакой соцопрос во время войны никто проводить не может. Дагестанцы говорили, что я должен позаботиться о своих людях и согласиться. Все это происходило на таких эмоциях, что я не выдержал и сказал: "Бери уже свой автомат и стреляй в меня. Далее у нас состоялся примерно такой диалог:
- За что же тебя стрелять?
- А за что меня в тюрьму кидать?
- За то, что ты не хочешь быть со своим народом
- Но я был со своим народом, пока вы меня не забрали. Там ведь был мой народ.
- Ты не хочешь быть с Приморском.
- Приморск не мой, это не моя громада.
- Но это же бывший твой Приморский район…
Логики там не было и искать. Они отправили меня в камеру со словами "хорошо подумай до завтра". Меня завели на карцер - это отдельное здание, где держали провинившихся заключенных. В моей камере уже было два человека - бывший военный и гражданский мужчина. Ни на следующий день, ни через день за мной никто не пришел. На четвертый день раздался звонок в карцере и все заключенные побежали в туалет. Я не понимал, что происходит и люди перешептывались, что приехали "фейсы" (сленговое от "сотрудники ФСБ, - прим. ред). Мне уже было все равно, потому что я был в отчаянии и понимал, что выпускать меня никто не собирается. Из соседней камеры вывели мужчину и следующие полчаса все мы слышали сплошные крики, всхлипывания, издевательства и мужской смех. Назад его принесли, потому что он не мог ходить. Позже выяснилось, что они пытали 70-летнего дедушку из города Приморска, которого обвиняли в терроризме. Потом в камеру пришел военный и сказал, что настала моя очередь.
Меня завели в пыточную. Там был железный стол, две металлические скамейки, посередине были две большие емкости с водой где-то по 80 литров. На противоположной стенке были две полочки, которые были заставлены различными принадлежностями - колющие, режущие, рубящие, электроинструменты. Пол был залит водой и кровью. Это были еще те спецэффекты, особенно после последних часов. На месте были два человека в масках, и двое без масок. Один из них тот Андрей, который меня привел. Он с претензией сказал, что меня ищут по всему Facebook и говорят, что меня уже замучили и убили. Он спросил согласен ли я на их предложение. Я ответил, что не согласен и просил меня отпустить. Говорил, что не хочу работать уже ни при Украине, ни при России, я вообще не хочу работать. Они мне говорили, что такой вариант не подходит: или я соглашаюсь, или мне ломают ноги. Один из мужчин начал ругаться, что пора уже проводить работу со мной, а не эти уговоры устраивать. Он взял кувалду и двум в масках приказал тащить меня. Эти палачи берут меня под руки и последнее, что я помню, что у меня спрашивают, ломать ли мне ноги или мне есть что сказать. У меня пропал дар речи и я уже просто махал головой. Не знаю, что именно тогда произошло - возможно я почувствовал, что они этого не сделают, возможно повлиял тот резонанс в соцсетях, но их главный показал отбой и меня снова бросили в камеру. В общем я там пробыл 34 дня.
Однажды дагестанец, который был там как бы начальником тюрьмы, сообщил мне, что меня вот-вот должны выпустить. Это было 6 мая. Но ни в тот день, ни на следующий никто не приехал. Вечером мне сказали, что я слишком дерзкий, упрямый и идейный и никто меня не выпустит. Через несколько дней в мою камеру пришли дагестанцы и начали меня обзывать чекистом, засланным казачком и СБУшником. Мне сообщили, что я буду сидеть здесь месяцами теперь, пока не сгнию. Я не понимал в чем дело. Но здесь важно вспомнить такой аспект: на территории колонии были пленные, а были заключенные, попавшие за решетку еще при Украине. Последние выполняли роль обслуги - помогали военным ремонтировать технику, готовили еду, носили что-то. Вот именно они и сообщили, что я якобы провожу какую-то контрпропаганду и рассказываю об украинском наступлении. Меня не зацепили, но на неделю закрыли мне свежий воздух и "кормушку".
В камере, чтобы вы понимали круглосуточно работало отопление. Там были две большие батареи на небольшую площадь, где нас было только трое. Было градусов 35, а когда в мае начало теплеть, то это была просто баня, из которой ты не можешь выйти. Когда немного приоткрыто окно за решетками, то можно хоть немного подняться и вдохнуть свежего воздуха. Гражданских пленных выводили во двор один раз в неделю не более чем на полчаса, военных вообще не выпускали. Я первые 11 дней вообще не ел и выливал это все в парашу. Есть давали утром чай и кашу, в обед суп и кашу, а вечером кашу и чай.
У меня уже не было никакого страха, только отчаяние. В какой-то момент я осознал, что могу не выйти отсюда. Я потерял надежду на то, что меня выпустят. Надеялся только на то, что придут украинцы и разнесут это все (смеется). Самое тяжелое было то, что ты не знаешь, что происходит на свободе. Я боялся пыток, но, пожалуй, больше всего переживал за свою мать, потому что знал, что они с ней сделали.
28 мая один из пленных сообщил, что за мной приехали ФСБшники. Меня вывели в админздание, где меня ждали 4 человека в масках. Я их назвал "люди со стеклянными глазами", потому что у любого человека есть эмоции. Люди выражают гнев, ярость, ненависть, презрение, злорадство и т.д., а у них не было ничего... Они занимались пытками заключенных, гражданских. В карцере кроме 70-летнего дедушки были еще дети 16 лет, была женщина в камере напротив. Они никого не жалели. Женщин и детей вроде не пытали, однако применяли психологическое насилие и сам факт заключения без каких-либо условий - это уже противоправно.
ФСБшники сообщили, что выпускают меня при трех условиях: мне запрещено выезжать под страхом смерти, нельзя говорить ничего плохого о России и запрещено увольняться, пока не назначат новую власть. Я заметил, что под российским флагом работать не смогу, они меня обматерили, но махнули рукой. Сказали, что когда назначат свою власть, то я должен заткнуться и пойти работать учителем в школу.
Фото до и после плена
Жизнь в оккупации и афера с выездом "под прикрытием"
За время проведенное в плену я похудел на 8 кг. Я четко осознал за эти 34 дня, что в покое они меня не оставят, ни в коем случае. Так и произошло. После моего возвращения уже через несколько дней ко мне домой прибыл боевик ЛНР Кичигин, которого не так давно подорвали. Он начал меня терроризировать. Меня вызвали в город Бердянск и требовали, чтобы я предоставил списки пенсионеров, дал данные руководителей различных учреждений. Я отказался. Меня обещали снова бросить в тюрьму и теперь уже навсегда. Он дал мне срок на составление списков до пятницы. На следующий день мы выехали с матерью в одно из сел Мелитопольского района. Мы поселились в нескольких сотнях метров от блокпоста ДНР. Я сказал, что там по крайней мере ФСБшники и полиция меня искать не будут. Уже 13 июня за нами приехал перевозчик, которого мне помогла найти одна из работниц военной администрации, потому что до этого никто не хотел браться за вывоз человека, который имел недавно такой бэкграунд с заключением. Мне же прямым текстом сказали, что если меня поймают на блокпосту, то меня убьют.
Мне пришлось уехать, скажем с немного измененной фамилией. По легенде я простой учитель географии, вывозящий мать на операции в больницу. У мамы сильный варикоз на ноге и это видно невооруженным глазом. Списки были на предпоследнем блокпосту в Васильевке. Всего блокпостов на пути было 14 и на каждом меня вытаскивали. Я знал, что они иногда гуглят на блокпостах, но мне повезло, что в их воображении глава села не может быть таким молодым. В Запорожье у нас не было ни родных, ни друзей. Я не знал даже, где мы здесь будем ночевать. Мы поселились с матерью сначала в общежитии, со временем арендовали однокомнатную квартиру без каких-либо условий. Я не знал с чего мне начинать и не имел сил после плена. Первые недели меня просто бросало из стороны в сторону.
Когда я прибыл в июле, то передавал все на громаду и понял, что нужно обслуживать и переселенцев, потому что очень много людей приезжало в Запорожье. Мне нужно было найти помещение - я обратился туда, где получили другие громады, но свободных мест уже не было. Мне повезло познакомиться с предпринимательницей, которая бесплатно отдала нам в пользование свой офис. Я сейчас плачу только за коммуналку. У нас есть здесь возможность оказывать разнообразную помощь, консультировать людей и часть помещения используется как склад.
Самой большой проблемой является дефицит лекарств. В сельской громаде нет проблем с едой, однако лекарства... В конце июня я отправил две партии лекарств туда на две амбулатории, в июле и августе отправил очередные партии, в том числе с профильными антибиотиками. В сентябре нам удалось организовать адресную доставку лекарств - люди заполняли Google-формы, где прописывали необходимые и специфические медпрепараты, которые им необходимы. Также мы передавали продуктовые наборы для жителей сел. С этим помогла военная районная администрация. С конца сентября уже был полностью перекрыт проезд на оккупированные территории, они начали все выбрасывать и больше мы не могли доставить гуманитарную помощь
Когда я переехал в Запорожье, то начал обращаться в различные фонды по оказанию помощи с лекарствами для людей нашей громады. Многие говорили, что сначала они помогают городам и поселкам и только в последнюю очередь каким-то селам. Когда моя история привлекла внимание журналистов и начали появляться на ТВ сюжеты, то мне уже звонили и говорили, что для нашей громады нашлись лекарства. Я познакомился здесь с множеством людей, которые не имеют никакого представления, где находится Софиевская громада, не знают кто я такой, но они оказали такой объем помощи моим переселенцам и мне лично, что я был невероятно удивлен. Это неоценимый вклад. Эта помощь очень огромная и существенная. Я благодарен всем тем неравнодушным людям, которые бескорыстно помогают тем, кто в этом нуждается.
Как живет Софиевская громада в оккупации: террор мирного населения, бешеные цены и коллаборанты
Ситуация на территории громады очень сложная, хоть там и не ведутся боевые действия, но постоянно передвигаются войска оккупантов. Самое ужасное - это террор мирного населения. Там постоянно проводились облавы, даже в этом месяце было несколько уже. Ищут участников АТО/ООС, проукраински настроенных жителей, активистов. Они жестоко избивают людей. Я знаю, что после меня из моей громады около 40 человек прошло через их тюрьмы, пыточные и.т.д. Есть ребята, находящиеся в плену не один месяц по фальшивым обвинениям. У людей отбирают дома, частное имущество.
Если в Бердянске и Приморске гауляйтеров назначали в период апрель-май, то за период когда я был на территории, то ни одного псевдо руководителя не назначили. Российской власти там вообще не было, а первого гауляйтера назначили уже в конце июня более чем через две недели, после моего отъезда. Даже когда я был в плену, им не удалось переманить на свою сторону ни одного руководителя коммунального учреждения или работника сельского совета, кроме предпринимателей-коллаборационистов. Среди руководителей всех звеньев, только одна директор школы, которая уволилась, предала Украину и пошла работать на орков. Все остальные работать на оккупантов не стали.
Сейчас в оккупации царит система бешеных цен и ее ни с чем не сравнить. Выжить людям в таких условиях чрезвычайно сложно. Это касается продуктов, предметов гигиены, одежды, лекарств. Они установили искусственный курс, где 0,9 гривны = 1 рублю. Например, не самые лучшие конфеты стоят от 700 до 1000 рублей за кг. Жители о шоколаде говорят так: обертки разные, внутри говно одинаковое. В селе всегда пользовались спросом галоши для работы. Здесь они стоят от 400 до 700 рублей. Детские куртки продают минимум за 5-5,5 тысяч рублей. Женские средства гигиены стоят сотни рублей за упаковки, детское питание - 1500-1700 рублей за банку, памперсы - 700-900 рублей. Кстати, местные предприниматели еще занимаются вымогательством. Например, дрожжи в Бердянске стоят 50 рублей, а в магазине селе 80-90 рублей. Орки сейчас завозят лекарства на фельдшерские пункты по бешеным ценам, в том числе и украинского происхождения. Откуда они у них? Люди, которые раньше проезжали через Васильевку, у них лекарства или выбрасывали из авто, или насильно отбирали. Люди рады видеть лекарства украинского производства, потому что на российские медикаменты поступает ОЧЕНЬ много жалоб из-за их плохого качества и низкого эффекта.
Мне ежедневно поступают сообщения из громады. Людям вписывают долги в коммунальные плитижки. При оплате почтальон не выдала одной женщине остальные 500 рублей, а сказала, что начальство запретило выдавать остальные, а излишне уплаченные средства могут только перейти на следующий месяц. В магазинах такая же история - людям предлагают набирать товар на ту купюру, с которой они пришли или же оставить деньги "на будущее". Знаете, если раньше в маленьких магазинчиках использовали "тетрадь для долгов", то теперь есть так называемая "тетрадь депозитов". Кроме того, есть случаи фальшивых купюр. В прошлую пятницу в одном из сел выдавали по десять тысяч рублей пятитысячными купюрами. Одна из тех, кто эти деньги получил поехала на оптовую базу в Бердянск за покупками и там ей сказали, что эти рубли фальшивые.
К сожалению, среди пенсионеров есть не мало коллаборантов. Чаще всего получают и украинскую пенсию, и российские выплаты и гуманитарку. Однако, в то же время мне известны факты, когда люди берут российские выплаты - переводят их в гривну и донатят на ВСУ. Очень много наших людей выехало. Конечно, в городах этот процент выше, но разница в селах довольно существенная: в одном выехало 10%, а в соседнем почти 50%. Все зависит от ситуации в населенном пункте. Наибольшее количество эвакуированных из села Елисеевка. Это украинское село, потому что у меня все села они отличаются еще по национальному признаку - украинские, болгарские и украинско-русские. Сейчас мы работаем с переселенцами и стараемся обеспечить их всем необходимым - продуктами, средствами гигиены, лекарствами, детским питанием и памперсами, есть наборы для людей с инвалидностью. Для детей организовываем праздники и различные мероприятия с подарками.
Миссия на будущее: как восстановить жизнь после войны
Вы даже себе не представляете, как наши люди радуются хлопку. У нас в двух селах было попадание по базам и складам российских военных и это сильно укрепило дух. Очень важным фактором было освобождение Херсона - наши жители этому очень радовались и даже высылали мне фото, как они празднуют. Люди очень ждут освобождения всех наших территорий. Оккупация - это трагедия. Очень часто она разбивает семьи. Например, мать организует проведение референдума, а сын воюет за Украину или гауляйтерка работает, а сын-предприниматель находится в Запорожье. Таких случаев десятки.
В нашей громаде, к счастью, пока не было, никаких разрушений или повреждений. Я уверен, что будет сложно, однако мы сможем восстановить нормальную жизнь. Больше всего меня тревожит мысль, что многие из наших людей уже не вернутся домой.
Считаю, что самое необходимое после окончания войны - поддержать наших людей на территории и помочь ее восстановлению.
Первейшая задача, которую я поставил перед собой - сделать все возможное, чтобы каждый из коллаборационистов понес ответственность. Я уже создал определенную базу с фото- и видео-доказательствами с помощью показаний местных жителей относительно коллаборационистов по образованию, управлению и предпринимателей, а также всех тех, кто прессует и сдает проукраинских жителей. Например, фельдшер - это якобы медицинская профессия и не подпадает под действие закона, однако есть фельдшеры, которые ходят по домам с российскими военными и проводят пропаганду. Публичные призывы к нарушению территориальной целостности и присоединению к государству-агрессору - это и есть форма государственной измены, которая не прощается. Я за индивидуальный подход, сбор доказательной базы и показаний.
Я знаю, что после деоккупации будут конфликты. В частности, между теми проукраинскими жителями, которые все это время терпели и находились под постоянным давлением, теми кто не был явным коллаборантом, однако поддерживал каким-то образом "русский мир", а также переселенцами, которые вынуждены были в одну сумку сложить всю свою жизнь и уехать куда глаза глядят. Кстати, чаще всего дома тех, кто уехал, оккупанты разграбляют, их имущество уничтожают. Часть наших людей прошла через застенки... Нас ждет много сложной работы. Важно, отделить зерна от плевел и сделать объективный анализ, кто в чем виноват и кто нет. Я знаю, что орки сейчас манипулируют общественным мнением и навязывают им тезис о том, что якобы для Украины все кто остался в оккупации автоматически предатели. Я своим людям всегда говорю, что это неправда. Очень хочу пожелать тем, кто находится в оккупации терпения и веры - Украина обязательно победит, освободит свои территории и этот ужас точно закончится.